фото показано с : znak.com

Начиная с 2014 года мы с командой моего старого сайта проводим голосование по выборам журналиста года, и было время, когда эта сугубо тусовочная забава, как нам казалось, могла претендовать на то, чтобы стать заметным общецеховым институтом - потребность в русском Пулитцере вполне очевидна, а журналистского сообщества как сущности давно нет, точнее, за право быть журналистским сообществом идет многолетняя и непрерывная борьба между многими группами, каждая из которых начинает отсчет своих координат с договоренности не считать журналистом кого-либо - когда-то репортеры респектабельной прессы презрительно смотрели на активистов с пресс-картами, журналистов государственных СМИ с незапамятных времен воспринимают скорее как чиновников или даже силовиков, а сами государственники вполне искренне относятся к той прессе, которую в их кругах называют оппозиционной как к медийному крылу соответствующих политических сил

Начиная с 2014 года мы с командой моего старого сайта проводим голосование по выборам журналиста года, и было время, когда эта сугубо тусовочная забава, как нам казалось, могла претендовать на то, чтобы стать заметным общецеховым институтом - потребность в русском Пулитцере вполне очевидна, а журналистского сообщества как сущности давно нет, точнее, за право быть журналистским сообществом идет многолетняя и непрерывная борьба между многими группами, каждая из которых начинает отсчет своих координат с договоренности не считать журналистом кого-либо - когда-то репортеры респектабельной прессы презрительно смотрели на активистов с пресс-картами, журналистов государственных СМИ с незапамятных времен воспринимают скорее как чиновников или даже силовиков, а сами государственники вполне искренне относятся к той прессе, которую в их кругах называют оппозиционной как к медийному крылу соответствующих политических сил. Этот порядок существует довольно давно, но в начале десятых железного занавеса между конкурирующими сообществами еще не было, и даже не любя друг друга, все, по крайней мере, приблизительно представляли, как устроен окружающий ландшафт. Военкора Новой газеты Павла Каныгина в патриотических кругах считали чуть ли не украинским агентом, и ультраправый Дмитрий Стешин из Комсомолки , бывший тогда же летописцем дэнээровских сил, теоретически вполне мог видеть Каныгина в прорезь прицела своих ньюсмейкеров. Но и Каныгин, и Стешин стояли через запятую в списке нашего голосования, один победил в 2014 году, другой в 2015-м, и я очень дорожил тем, что настолько разные, взаимоисключающие люди могут оказаться рядом именно на моей площадке. Точнее - могли, в прошедшем времени, и это время ушло. Прежние линии разделения, основанные на ценностях и взглядах, укрепились сначала цензурными двойными сплошными , а потом и буквально полицейскими ограждениями с пометкой об иноагентстве. Потратив значительные усилия на выстраивание инфраструктуры взаимной нелюбви, государство обеспечило уже не прежнюю эмоциональную, а почти материальную, физически ощущаемую границу между теми и этими . Но мы не бросали наше голосование, отчаянно добиваясь того, чтобы хотя бы раз в год в одном списке оказались Иван Голунов и помогавший его сажать Андрей знакомый опер Медведев, Леонид Парфенов и Ольга Скабеева, Елена Костюченко и Афанасьев с Царьграда . В какой-то момент это стало противоестественно, да и сам я, прямо скажем, потерялся где-то на линии разграничения, утратив возможность быть надсхваточным арбитром. Зримым доказательством упадка голосования для меня стали регулярные победы Дудя . Дудь хороший, его любят все, кроме самых упырей (чья нелюбовь в последнее время также материализовалась в уголовных делах и полицейских проверках). За Дудя голосуют те, кто за все хорошее и против всего плохого, диетические неконфликтные люди, с которыми не о чем спорить, а возможно, даже и говорить. Поэтому, когда подошло время устраивать голосование по итогам 2021 года, я сказал своим соратникам, что не надо ничего организовывать, голосования не будет, оно себя изжило. А чего не сказал - что выберу журналиста года сам. И выбрал - по моему экспертному мнению, это Павел Альбертович Лобков , знаменитый телевизионный репортер и ведущий, последовательно изгнанный в 2021 году с Дождя и из Редакции и теперь то ли ищущий, то ли уже непублично нашедший то место, из которого его изгонят в 2022-м. О том, что лучшее журналистское резюме в наше время состоит из увольнений, я впервые задумался прошлой весной, когда в Ведомости пришла команда чистильщиков из околороснефтевских кругов, и первым журналистом, хлопнувшим дверью, оказался военный обозреватель Иван Сафронов, за полгода до того уволенный из Коммерсанта (после чего в знак солидарности с ним из газеты ушел весь отдел политики) - в редакционном конфликте формальный победитель выглядел ничтожеством, обреченным до конца жизни втягивать голову в плечи, когда кто-то узнает его, - а, тот самый , - а формальный побежденный даже сейчас, после изгнания уже и из профессии вообще, и после посадки по сомнительному шпионскому делу остается едва ли не самым бесспорным в российских условиях живым символом журналистской чести и верности. И здесь неловкий момент, который все же стоит осторожно сформулировать - человека на наших глазах изъяли из профессии, но нельзя ведь сказать, что он покинул пространство, в котором происходило что-то интересное и захватывающее, нельзя сказать, что он сейчас что-то важное пропускает, что жизнь проходит мимо него. И даже больше: тут ведь еще непонятно, кто лучше справляется со своей журналистской работой и кто более свободен, сидящий в тюрьме Сафронов или его работающие в своих редакциях коллеги по военной и военно-промышленным темам, чьи заложнические отношения с пиар-службами Минобороны и Ростеха ломают людей не хуже любых тюремных решеток. В здоровом обществе человек, оказавшийся в тюрьме, теряет годы жизни, в нашем - освобождается от той антижизни, которой живут по-настоящему несвободные коллеги. Сафронова, Бог даст, однажды выпустят, а те профессиональные поддакиватели Конашенкова и воспеватели Шойгу - они-то в неволе уже навсегда, и каким бы жутким ни был этот парадокс, реальность он описывает гораздо точнее любых других слов. Судьба Лобкова описывается тем же парадоксом, и говоря об этом человеке сегодня, мы имеем в виду не давнюю звезду киселевских Итогов и парфеновских Намедни , а вот именно этого мужчину из фейсбука, кроющего матом вчерашних сослуживцев, на его и на наших глазах разменявших собственную свободу и индивидуальность на лозунги и борьбу. О Лобкове говорят, что он конфликтен и несдержан - очевидно, это так, но та прилизанная сдержанность, грозящая то и дело разлиться строевой песней - стоит ли она того, чтобы держаться ее и дорожить ею? Представьте повесть Это я, Эдичка , в которой финальный монолог героя (который говорю я и вытираю слезы кулаком ) заменен обстоятельным Сейчас я вам все объясню - насколько это было бы чудовищно, фальшиво и пошло. Конфликты и скандалы Лобкова - несопоставимо более четкое и честное журналистское высказывание, чем любая статья и любой фильм. О нашем времени в истории отечественной журналистики мы будем вспоминать не по нынешним хитам ютуба и не по репортажам, отмеченным премией Редколлегия , а по грохоту той двери, которой хлопал Лобков, уходя из очередной модной конформистской редакции.

Подробнее читайте на znak.com ...