2018-2-12 12:50 |
На степной высоте, в хаосе арматуры, на руинах старого военного мемориала, к которому прилег уже новый мемориал, шапку и капюшон сбивает ветер, и за те минуты, пока ты еще не превратился в ледяной столб, надо успеть сделать главное.
Дорога в Донецке идет себе, идет прямо магазины, остановки, налетайка, покупайка, а потом резко уходит куда-то вбок, а ее продолжение перегораживает бетонный блок, дальше ехать некуда, дальше война;
В Горловке в техникуме маленький музей в кабинете выставлены подобранные остатки снарядов, это у нас грады, это гиацины, уютно рассказывает учитель, а рядом фото и подпись: герои необъявленной войны, Хоттабыч, в двадцать семь погиб Хоттабыч;
У терминалов аэропорта идеальная тишина и пустота. Вон, видишь те деревья? спрашивает веселый мэр Иван Сергеич, вижу, ага, отсюда метров четыреста, и там уже их позиции;
Разрушенные дома в Шахтерске вроде бы разрушены точно так же, как и везде в центральной России, но когда смотришь чуть повнимательнее нет, по-другому;
В Москве мне никогда не было стыдно, что у меня в кармане есть деньги ну, пять тысяч, десять, тоже мне Ротшильд, так я считал до этой пятницы;
Андрей Бабицкий как роутер раздает вокруг себя то особенное счастье человека, который вернулся из эмиграции. Помню, я долго не мог понять, как это можно было добровольно поменять Париж на советский 1945 год, как можно идти в эту сторону, когда бесконечные толпы здравомыслящих бегут в ту, теперь понимаю;
Дежурные в форме на блокпостах в Горловке улыбаются так, словно бы поздравляют тебя с днем рождения мрачные русские люди, вечно говорим мы, как мало вежливости, как мало элементарного быстрого дружелюбия, вечно говорим мы, так вот на блокпостах в Горловке с этим все хорошо;
Нежный снег заметает кладбище, которым заведовал Безлер, пока не взял власть, и где советские мертвые не знают о том, что их земля уже два раза сменила паспорт;
А на другом кладбище, у разрушенного монастыря, у побежденного аэропорта могилы разбиты так, что на камнях не осталось имен, а под ногами торчит хвост не взорвавшейся мины, но это только звучит угрожающе все давно обезврежено, можно ходить, можно искать своих среди обломков гранита;
На документах разных лет дипломах, приказах, грамотах вывешенных на стене техникума, до какого-то момента, и мы знаем, какого, директора зовут Едуардом, а потом что-то случается, и его уже зовут Эдуардом, и его всегда теперь будут звать Эдуардом, и если есть внутри вопрос: зачем это все? для чего это все? то вот вам ответ;
А на степной высоте, в хаосе арматуры, на руинах старого военного мемориала, к которому по-родственному подсел, нет, прилег уже новый мемориал, шапку и капюшон сбивает ветер, и за те минуты, пока ты еще не превратился в ледяной столб, надо успеть сделать главное:
встать спиной ко всем бесснежным полям, всем широким холмам, одиноким тополям, брошенным домам, заклеенным окнам, древним фабрикам, заросшим терриконам и гордым надписям на заборе «Территория СССР», а лицом к семи солдатским крестам, и шепнуть неизвестно кому, в никуда:
Я люблю тебя, и я приеду обратно.
Источник: Блог Дмитрия Ольшанского
Теги:
война, Донбасс, украинский кризис
.Подробнее читайте на vz.ru ...
