Мнения: Мушкетеры-шестидесятники, король Хрущев и кардинал Суслов

Мнения: Мушкетеры-шестидесятники, король Хрущев и кардинал Суслов
фото показано с : vz.ru

2018-12-27 18:40

Информационная плотность современной жизни дошла, кажется, до предела, превратившись в необъятное облако тегов, в котором и ориентация-то практически невозможна, не говоря о сколько-нибудь серьезных рефлексиях.

Информационная плотность современной жизни дошла, кажется, до предела, превратившись в необъятное облако тегов, в котором и ориентация-то практически невозможна, не говоря о сколько-нибудь серьезных рефлексиях.

Вместе с тем парадоксально работает закон, когда-то сформулированный поэтом Есениным: «Лицом к лицу лица не увидать,/Большое видится на расстояньи».

Уходящий 2018-й год полувекового юбилея преждевременного конца прекрасной эпохи шестидесятых годов, самой, пожалуй, светлой, праздничной и смыслообразующей на памяти ныне живущих поколений, а может, и всего так и не завершившегося (поскольку не снят ни один из глобальных его вопросов) двадцатого века, да, пожалуй, и не только двадцатого.

Шестидесятые отзывались в 2018-м слишком многими событиями и знаками: тут и революция «желтых жилетов» во Франции как обывательский ремейк студенческой революции 1968-го, и мундиаль в России, когда шестидесятнические ценности, пусть на короткое время, возродились благодаря не рок-н-роллу, но футболу в играх чемпионата, впрочем, драйва и поэзии оказалось не меньше. Увы, случились уходы знаковых в контексте эпохи людей актера и режиссера Олега Табакова и правозащитницы Людмилы Алексеевой, последней советской диссидентки шестидесятнического призыва.

Еще в России вышел в прокат фильм Виктора Алферова «Облепиховое лето» (дебют театрального режиссера, актера, документалиста в игровом кино) по сценарию Ольги Погодиной-Кузминой о последних годах короткой жизни великого русского драматурга Александра Вампилова. Неожиданно ворвался в официальное пространство поэт и музыкант Егор Летов (омский аэропорт лишь повод), всегда запальчиво говоривший о шестидесятых как о своей духовной родине.

Эпоха шестидесятых была насквозь поэтической, и наиболее яркие версии ее происхождения приходят от людей литературы. Так, кинодраматург Наталья Рязанцева утверждала, что советские шестидесятые придумал ее первый муж Геннадий Шпаликов, в чем ее горячо поддерживает гражданин поэт Дмитрий Быков. («Советские шестидесятые» звучит вообще забавно это было десятилетие, когда стиралась грань не только между «советским» и «антисоветским», как зафиксировал Сергей Довлатов, но и вообще многие границы и конвенции отменялись. )

Писатель Виктор Пелевин и об этом я писал в заметке «Как Егор Летов отстроил Небесный Портал» в одном из недавних романов предложил мистико-конспирологическую гипотезу: якобы русские масоны, изолированные чекистами на Новой Земле, именно там и достроили Храм Соломона, ставший порталом между Западом и Востоком. Опыт построения рая на земле, по Пелевину, в очередной раз не получился, но «светлых вибраций, уже прошедших через Портал, было достаточно, чтобы неузнаваемо изменить нашу Землю и подарить нам шестидесятые, поколение цветов, новую музыку, искусство и веру в то, что мы можем жить без мировых войн».

Все это красиво, нарядно, несколько абстрактно, но ведь и впрямь поэтический образ, да и сами поэты лучший ключ для понимания той эпохи. И сегодняшних конфликтов: масса тогдашних вопросов не получила ответов, драмы оказались недоиграны, а национальные противостояния с тех пор только обострились.

Самое забавное, что быстрей многих историков и социальных мыслителей это поняли и создатели сериалов, в последние годы как-то научившиеся до приемлемого продюсерами уровня разводить шпаликовский пафос и лиризм, сдобрив лошадиными дозами ретро-гламура. Глянцевые сериалы на тему шестидесятых держатся на литературном мифе эпохи, как на прочнейшем фундаменте. Даже если кино посвящено деятелям иных видов искусств («Оттепель»), молодым дипломатам на фоне Карибского кризиса («Оптимисты»), а то и вовсе пионерам теневой экономики («Фарца») среди лейтмотивов обязательно будут журнал «Юность», чекист, цитирующий Пастернака, и богемно-литературная Москва. Строго говоря, одна Москва и только Москва, потому что какие шестидесятые могли быть в провинции. . .

Самый важный сериал данного направления «Таинственная страсть», по одноименному роману шестидесятнического гуру Василия Аксенова. Именно в своих беллетризированных мемуарах Василий Павлович создал (точнее, упрочил и оформил в бренд-бук) тот самый миф, показав советские шестидесятые как историю одной литературной компании. И себя в качестве ее мотора и идеолога (в книге «Таинственная страсть» этот мотив приглушен из соображений, надо думать, не столько личной скромности, сколько литературных приличий, не все мамонты еще вымерли; в одноименном сериале развернут и победителен до карикатурности).

Самого Аксенова этот миф скорее принижал, он был крупнее, конечно, и компании, да и узкую хронологию взламывал. Вожаковать, наверное, любил но в смыслах эстетическом и политическом (он не сильно их разделял), а не в роли тусовочного айболита с внешностью комсомольского божка.

Собственно, создатели сериала именно этот месседж сугубо тусовочной движухи и уловили, сделали центральной идеей, подменили реальность уже не легендой, а сказкой, произвольно смешав временные пласты, детали биографий и пр.

Подобное восприятие советского шестидесятничества, разумеется, неточно исторически, социологически смехотворно, да и аромат эпохи передается весьма специфический. Здесь, однако, тот веселый случай, когда «как захочешь так и было», да и вообще поэтическая тусовка состоялась как способ производства смыслов такое случалось и раньше, но не настолько вирусно и навязчиво.

Компания просуществовала в подобном качестве, кстати, не слишком долго, а в легенду ушла потому, что была построена по мушкетерскому принципу не случайно в России, в отличие от остального, преимущественно католического мира, «Три мушкетера» Александра Дюма-отца гораздо популярнее его «Графа Монте-Кристо». Схема работала эффективно: с Евгением Евтушенко Д`Артаньяном, Атосом Аксеновым, Портосом Робертом Рождественским. . . Арамис получился дуалистичен и андрогинен: половина Вознесенский, вторая Белла Ахатовна.

Сходство с персонажами Дюма, надо сказать, поражает все перечисленные поэты были отпрысками дворянских домов (в советском понимании), имели в бэкграунде свой набор семейных тайн и драм, в юности/«Юности» окормлялись де Тревилем Валентином Катаевым, имели клубок двусмысленностей в отношениях с королем (Хрущев) и кардиналом (Суслов); в последующие годы уходили то в лоялисты (Евтушенко, Рождественский), то во Фронду (элитарную и больше игрушечную, нежели серьезную Аксенов, Ахмадулина, в меньшей степени Вознесенский). Впрочем, четкого осознания, кто там сейчас где, особо не было, они и сами путались.

Сиквелы «Двадцать лет спустя» и пр. , проиграли в перестройку и девяностые. Ну и невероятная легкость передвижений по миру в годы холодной войны отнюдь не с единственной целью экспорта передового советского искусства. Здесь была государственная служба, и явно не у одного государства.

Уместно продолжить мушкетерскую параллель. В последние годы довольно популярно ревизионистское прочтение «Мушкетеров»; беллетрист Александр Бушков и вовсе сочинил роман «Д`Артаньян гвардеец кардинала», основная линия которого в том, что мушкетеры, прикрываясь демагогией о верности Франции и королю, всячески противодействуют кардиналу Ришелье, строящему сильное национальное государство и освобождающему французов от гнета и беспредела развращенной знати. Плюют на законы, опасно хулиганят, плетут интриги и не только прикрывают высоких особ в изменнических сношениях с прямо враждебными Испанией и Англией (герцог и первый министр Бэкингем), но и прямо в них участвуют. . .

Можно оценивать эти игры ревизионистов вполне иронически, но разве у Дюма не о том же самом по факту? И разве так уж далеки данные сюжеты от судьбы наших героев-поэтов? И, кстати, в оригинале, у Беллы Ахмадулиной: «К предательству таинственная страсть, друзья мои, туманит ваши очи». . .

Еще забавнее, что даже на фоне советского же феномена профессионального писательства они были ударниками и передовиками, писали много, издавали густо, а остались вот персонажами. А если авторами, то эстрадных и кинопесен, а также сериалов (случай Аксенова). Это тоже напоминает социалистическую экономику стоит завод, что-то там производит, попутно образует инфраструктуру; сейчас завода нет и продукцию мало кто помнит, а вот ТЭЦ, построенные на его бросовом тепле для обогрева школ и садиков, остались, как и ветшающие, аварийные, но работающие коммуникации. . .

Авторы фильма «Облепиховое лето» рискнули провести ревизию иного порядка: нашего устоявшегося представления о времени; аргументировали, так сказать, «другие шестидесятые». В «Облепиховом лете» впервые появляется на экране не только Вампилов в ярком и неожиданном исполнении Андрея Мерзликина (который, я давно догадывался, может сыграть все; в роли Вампилова у русского красавца Мерзликина вдруг то и дело мелькает в лице и пластике что-то монгольское; погибший в годы Большого террора отец Вампилова бурят). Но здесь и первое появление в кино поэта Николая Рубцова, который приобрел культовый статус раньше Вампилова (отличная работа актера Сергея Каплунова). Интересно, что оба художника безотцовщина, выходцы с окраин Империи (у Вампилова Байкал, у Рубцова русский Север), провинциальные интеллигенты в первом поколении, в фильме убежденно оппонируют очередной дворянской, «мушкетерской» генерации литераторов.

Аглая Топорова прямо заявила о пародийности: «. . . не могу не отметить, что помимо прекрасной актерской игры, сценария и прочего, в этом фильме блистательно спародированы и пламенный оптимизм кинематографа 1960-х, и современные сериалы об этой эпохе. Очень круто получилось, прямо Mad men. И видно, что это именно пародия, а вовсе не подражание».

Я бы добавил, что речь идет о высокой пародии, ибо посыл авторов «Облепихового лета» не в осмеянии тогдашнего пафоса, легко трансформировавшегося в сегодняшний глянец сериальных оттепелей, но в утверждении принципиальной идеологемы. А она о том, что в период цветущей сложности советской Империи художник получил неограниченные возможности для противостояний и конфликтов, между тем как основной между творцом и властью как бы отходил на второй, пусть и неизбывный план.

Власть вообще в те плодотворнейшие для отечественного искусства годы (конец шестидесятых семидесятые) вела себя как своеобразный космический патруль, недобрый и далекий, одинаково подозрительный ко всем ярким местным проявлениям и крайне внимательный к методам и практикам других космических патрулей.

Но на земле куда актуальнее были другие схватки и истории: между столицей и провинцией, драмой подлинности и драмами сиюминутными или вовсе сконструированными, модой на оппозиционность-диссиду и возвращением к традиции через отцов, историю с географией, через мучительный гамлетизм отношения к стране и государству.

«Облепиховое лето», скромно прошедшее по экранам (в общероссийском, впрочем, прокате, и это отрадно), как всякая высокая пародия, разрушает миф о советских шестидесятых, прежде всего его сословный и москвоцентричный характер. Многие наши общественные проблемы в неумении/нежелании осмыслить это ключевое десятилетие, в приверженности ярким картинкам и ветшающим клише. Однако в уходящем году, похоже, наметились точные ориентиры и заработали правильные исторические навигаторы.

Теги:

литература, история, поэзия, шестидесятники, сериалы, культура, актеры

.

Подробнее читайте на ...

шестидесятые годы шестидесятых эпохи вампилова вовсе актера впрочем