2021-5-21 00:04 |
Альбрехт Дюрер впервые сделал ставку на массовость и доступность искусства. Однако своё истинное место он знал и не стеснялся напоминать о том, что звание художника стоит выше всех прочих.
550 лет назад, 21 мая 1471 года, в семье контролёра монет города Нюрнберга родился ребёнок. Третий по счёту, а всего, как впоследствии выяснится, один из восемнадцати: именно столько детей произведёт на свет его мать, урождённая Барбара Хольпер. Назвали мальчика так же, как и отца, Альбрехтом. Фамилия — Дюрер.Знаменитый художник, один из величайших мастеров Ренессанса, писатель, знаток фортификации, теоретик искусства — о таком Альбрехте Дюрере известно, наверное, всем. Его автопортреты помещены в школьные учебники истории, и вполне по заслугам, поскольку именно он по большому счёту и сделал этот жанр респектабельным и повсеместным. Правда, такой чести удостоены не все опыты Дюрера в области изображения себя самого. Значительная их часть отсекается по соображениям общественной морали. В самом деле, не помещать же в школьных учебниках такие его работы, как «Автопортрет в обнажённом виде» 1509 года, где Дюрер нарисовал себя практически в полный рост, весьма натуралистично изобразив то, что тогда называли «срамным удом». Слишком уж это вызывающе. Уж лучше что-нибудь другое, не столь дерзкое. Пусть там будут, например, вот эти две картины, почтенные, спокойные, солидные и лишённые всяческого вызова: «Автопортрет с пейзажем» 1498 года и «Автопортрет в одежде, отделанной мехом», написанный двумя годами позже. Фокус, однако, в том, что для своего времени именно эти две работы могли считаться таким вызовом и даже пощёчиной общественному вкусу, что никакие «изображения срамных удес» там и рядом не стояли. Подумаешь — обнажёнка. Для европейского Ренессанса это скорее норма. Пусть сравнительно новая, но уже не столь вызывающая, вспомните хотя бы «Давида» Микеланджело Буонарроти.А вот «классические» автопортреты Дюрера уже, что называется, на грани фола. Да, на наш взгляд, в них нет ничего сомнительного или тем более оскорбительного. Сплошная высокая духовность и образец для подражания.Ну-ну. Можно только предполагать, какие чувства овладели бы жителями Нюрнберга, если бы им сказали, что молодой человек, изображённый на «Автопортрете с пейзажем», — образец для подражания. Что? Этот итальянский свистун? Ах, он немец? Ну тем хуже для него! Но с чего бы это добропорядочному немцу рядиться в венецианские тряпки, да ещё и подвивать волосы, будто итальянские блудницы? И ещё перчаточки беленькие — тоже барин нашёлся! Нет уж, коль скоро ты немец и ремесленник, то изволь и выглядеть так, как подобает немцу и ремесленнику! Своя правда в подобных рассуждениях имелась. Дюреру действительно был категорически не по чину подобный наряд — дорогой, роскошный и изысканный. Во всяком случае, если придерживаться формальной точки зрения. Да, по всем статьям наш преуспевающий художник, уже тогда заслуживавший эпитета «великий», — всего лишь ремесленник. По той простой причине, что принадлежит к ремесленному сословию. Его отец — ювелир. Сам он — гравер. Это же всем и каждому известно! И впрямь. То, что Дюрер — гравер, в те годы было известно всему Нюрнбергу, всей Германии, да и всей Европе, если уж на то пошло.До знаменитых строк Александра Пушкина — «Зависеть от царя, зависеть от народа — не всё ли нам равно?» — оставалось ещё лет триста с хвостиком. Да и реалиям времён Дюрера эти слова не соответствовали. Тогда живописцу можно было зависеть только от условного царя. Условного, потому что он мог быть и императором, и королём, и римским папой, и герцогом, и графом... Словом, зависеть можно было от знатного, влиятельного и обязательно очень богатого человека. Другой бы содержание живописца просто не потянул. А о народе тут и говорить не приходится. Живопись ему точно не по карману.А вот листки с оттисками неких картинок, сделанные типографским способом... Это совсем другой коленкор. Другое дело, что предприятие было чрезвычайно рискованным. Дюрер здесь выступил абсолютным новатором. Да, в его распоряжении была самая крупная типография Германии, хозяином которой был Антон Кобергер. По совместительству — крёстный нашего героя. Гравюры Кобергер выпускал и раньше, но они были всего лишь книжными иллюстрациями. Наладить выпуск листков с изображением и краткой подписью — такой ход мог принести либо резкий взлёт, либо коммерческий провал. Тут требовалась во-первых, рука мастера. А во-вторых, точнейший маркетинговый расчёт. То, что Дюрер обладал первым, было очевидно. Жизнь показала, что он отлично управился и со вторым. Цикл «Апокалипсис» — 16 гравюр с соответствующими цитатами из «Откровения Иоанна Богослова» на каждой — был сделан Дюрером очень быстро, буквально на одном дыхании. И столь же быстро раскуплен. Его допечатывали не единожды, а тиражи всё росли и росли...Здесь нет никакой мистики. На рубеже столетий в Европе очень многие, если не все, жили в напряжённом ожидании конца света. Жару добавляли перманентная чума и только-только появившийся в Старом Свете сифилис. Словом, аудитория, «точно знающая», что приходят «последние времена», была подготовлена. Попадание оказалось точнейшим. Впоследствии Дюрер сделает ещё несколько циклов гравюр. Все они будут посвящены самым популярным в народе темам. «Страсти Христовы» — это расчёт на более-менее понимающую и уже приобщённую к искусству публику, поскольку описание мучений Христа считается одной из главных тем того времени. А вот гравюры, посвящённые Деве Марии, — это уже расчёт на самые широкие массы. Именно эти циклы сделали Дюреру имя и состояние. Он доказал, что «зависеть от народа» можно, и финансово это будет ничуть не хуже, чем «зависеть от царя». По большому счёту, Дюрер впервые запустил в оборот то, что сейчас назвали бы комиксами на библейские темы. Более того, это была самая настоящая массовая культура в счастливый миг своего рождения.Однако на статус Дюрера это влияло мало. Он по-прежнему оставался гравером. Хотя по факту был художником. Великим, если не величайшим. Именно так следует понимать его второй по популярности автопортрет — в одежде, отделанной мехом. Это уже не стиляга, одевшийся в заморские тряпки и эпатирующий почтенных бюргеров. Здесь вызов гораздо более дерзок. До того момента портреты живых людей было принято писать в особой манере: модель изображалась в повороте на три четверти. Анфас изображали только и исключительно святых. Прежде всего — Христа. И здесь Дюрер походит на Христа, что называется, до степени смешения. Даже рука художника изображена почти что в благословляющем жесте. Кощунство?Вряд ли. Просто напоминание о том, что художник, пусть даже зависящий от народа, всегда знает своё истинное место. И не стесняется напоминать об этом.
Подробнее читайте на aif.ru ...