«Личные связи» с Марией Захаровой. Я приехала в Москву…

«Личные связи» с Марией Захаровой. Я приехала в Москву…
фото показано с : rusplt.ru

2020-4-16 10:05

Авторский проект Юрия Костина и «Русской планеты»

«Русская планета» совместно с кинокомпанией «Амальгама», при поддержке Авторадио, запускает новый общественно-политический проект «Личные связи»: это серия интервью с первыми лицами страны, в которых они расскажут о своей жизни и работе без купюр.Ведущий проекта «Личные Связи» - известный журналист и писатель, генеральный директор «Газпром-медиа радио» Юрий Костин. Первым гостем проекта стал российский медик, специалист в области биотехнологий и генной инженерии Николай Дурманов.Вторым гостем стала Мария Захарова, российский государственный и политический деятель, официальный представитель Министерства иностранных дел Российской Федерации.Юрий Костин: Идея пообщаться с Марией Захаровой пришла неожиданно. В действительности она вызывала у меня совершенно разные ощущения и чувства. Человек публичный, и тем более на столь болезненные темы высказывающийся - вызывает очень много реакции, в том числе и негативной. И её имидж, её эпатажные поступки, например, калинка… И сам факт, что женщина находится на такой серьезной должности. И, по-моему, впервые в истории женщина представляет страну в МИДе на таком высоком уровне.Я готовился к встрече с Захаровой с Марией Владимировной. И встреча это меня глубоко поразила.Мария Захарова: Вообще, мне кажется, на «ты» надо переходить уже давно. Мне почему-то так удобнее.Юрий Костин: Я действительно очень давно хотел поговорить с тобой, потому что, к сожалению, у нас существует вот это предубеждение по поводу женщины, занимающей ответственные посты. России очень сильно повезло с тем, какие женщины живут в этой стране. На плечи наших бабушек легли тяжелейшие испытания. Они вытащили страну, они не дождались мужей, они отстояли в мирное, как говорил Жванецкий, еще более трудное время, доказали, что любовь, добро и красота превыше всего…Был ли период, когда ты почувствовала, что страна наша настолько патриархальная, настолько традиционная, что, помимо основных ключевых рабочих проблем, ты сталкивалась с этой историей, что как же так, здесь женщина фактически говорит за всю страну… были какие-то проблемы с этим?Мария Захарова: Вот смотри: в этой жизни, в любом проявлении, есть огромное количество мнений, которые высказываются, и вопрос в том, как ты этим мнениям относишься. Этим мнением могут остановить, могут тебя убить, могут разрушить. Но при этом, эти же мнения могут дать тебе колоссальный импульс для движения вперёд.Это твой выбор: либо ты останавливаешься, поворачиваешься, говоришь: «Нет, подождите, давайте обсудим, это не так, это вы ошибаетесь, я вам сейчас докажу, мы сейчас поговорим, и я докажу. А есть ситуация или есть выбор твой, когда ты говоришь: «Ну хорошо, я запомнила, посмотрим».Не я докажу, а посмотрим, мне самой интересно - а как там будет? Может, вы правы, а может быть, нет, вот и всё. И вот это вот зацикливание… я не говорю о том, что не надо публично отстаивать позицию защищать женщин или не защищать… Но дело в том, что есть жизнь, есть профессиональный путь, и только он.Никакие права человека и их защита никогда не выбьют аргументов из рук тех, кто в тебя не верит, в меня не верит, во что-то не верит. Только личный путь, только личный пример, только прохождение этого профессионального пути сможет расставить все акценты и все точки над «i». Поэтому было огромное количество и мнений, и разговоров, и вот всего того, что окружает любого человека. Занимается ли он политикой, занимается ли он математикой, занимается ли он, не знаю, малым бизнесом — это неважно, каждый человек проходит этот путь, окружённый огромным количеством всего: комментарии, сплетни, слухи, какие-то бытовые истории.Ю. К.: А вот скажи: мы в стенах любимого МГИМО, два представителя нашего славного факультета международной журналистики. Я поступил в 1982 году, а ты получается, в 1993. Разные времена, разные эпохи, но всё-таки главное осталось. А у обывателя какие ассоциации с МГИМО: это такой ВУЗ блатной, здесь учатся люди, которые поступают благодаря связям в своих родителей и каких-то покровителей. Вот я сейчас представляю ту самую часть студентов бывших, которых раньше называли, если говорить о социальном происхождении, - «из рабочих». А у тебя семья карьерного дипломата. Получается, ты блатная. Ты ездила полтора часа сюда в институт, и ты стала одной из ярчайших женщин, представляющих российскую политику, и являешь собой вот пример правильный с точки зрения того, что с детства тебя соответствующим образом воспитывали. Скажи пожалуйста, ты всегда хотела пойти этой дорогой или это было решение родителей?Мария Захарова: Вообще я любила математику, до сих пор её люблю. У меня хобби было, я летом ехала в магазин, покупала сборники задач по геометрии, тригонометрии, по математике, и просто решала их летом для себя. Но я жила в междумирье. Вторая часть школы проходила на сломе.Ты понимаешь, мои школьные годы в московской школе… Это же была ещё реформа образования, которая началась полным ходом. У нас каждый год было что-то новенькое. Мы, начиная с 4-го класса, начали сдавать экзамены каждый год. Что-то было фантасмагорически придумано новаторское, подходы и так далее. И вот мы приходили, а все смотрели съезды. Помнишь съезды? И невозможно было оторвать. И мы садились, и тоже смотрели съезды. Нам учиться бы, да? У нас постоянно была нехватка преподавателей. Потому что Москва, представляешь 86-й, 87-й, 88-й, какая тенденция? Все уезжали!А у нас школа с английским уклоном, она была обычная, у меня во дворе, не потому, что это была какая-то, как ты говоришь блатная, просто школа, которая была рядом с домом, я в неё и пошла.Так как преподаватели были с английским хорошим, они все уезжали. У нас каждый год был новый математик, новый преподаватель русского языка, и все преподаватели менялись, и я вот в этом росла. Я была в междумирье… О чём там не могла мечтать? мы вообще не понимали, что происходит!Основ не было, все основы рухнули в момент, и все пытались понять: «а что происходит, а что будет?» И что-то вроде интересное, и что-то вроде страшное, и непонятное. В финансовом плане я вообще молчу, потому что, когда мы уехали, извините, из Советского Союза в девяностом году, а вернулись в Российскую Федерацию, и за эти три года родители из людей среднего класса превратились в людей без всего, остались только квартиры. Вот слава Богу, большое всем спасибо, за то, что оставили квартиры.Все их накопления, всё что они работали - а у меня работали и папа, и мама всегда, превратилось в батон хлеба, и в две газеты: вот всё, на что они скопили за всю свою жизнь. Мы приехали в обнулившийся мир во всех смыслах, а ты говоришь – «блат». У меня отец приходил с работы просто без всего, потому что не платили зарплату. Люди, занимавшиеся так или иначе какой-то политической деятельностью, пусть это даже внешняя политика - они превратились по большому счёту в изгоев в собственной стране.Ориентиры были потеряны! Для того, чтобы выжить, он пошёл по субботам, воскресеньям заниматься какой-то администраторской деятельностью. Где-то сидел там под лестницей какие-то штамповал билетики. Вот это человек с высшим образованием, с огромным багажом, со знанием четырёх иностранных языков! Он не мог работать в международной корпорации, потому что он работал в МИДе. И поэтому то, что я оказалась в МГИМО — это стечение огромного количества обстоятельств.Во-первых, я учила китайский, мы жили в Китае и не было возможности заниматься чем-либо, ну представляешь - ни интернета, ни телевидения, ни кружков — ничего.Была только школа Пекинская с огромным количеством дополнительных занятий. Наши преподаватели вели их. Моя мама привозила огромное количество книг из Москвы: искусство, культура, литература, занималась со мной таким образом. И китайский язык.Я приехала в Москву 1993 года. Единственное, что у меня было - это вот этот китайский язык, который я могла сдать. Английский я бы не сдала, конкурс был феноменальный и все готовились, а где я буду готовиться?И самый главный момент — девяносто третий год, высшее образование тоже перестало котироваться. Все пошли в бизнес. У нас мальчиков не было, у нас из курса в 95 человек мальчиков было чуть больше 10. Мы шутили, что у нас было 15 Маш, 13 Кать и 10 мальчиков. На курсе! Вот ты говоришь – «мечта»! Мечта была хоть как-то, хоть что-то нащупать, хоть какую-то почву под ногами. Вот была мечта!Ю. К.: Страна должна была это узнать, понимаешь?М. Захарова: Вот ты говоришь: «Что было легче - тогда, или сейчас?» — Конечно сейчас легче! Знаешь почему? В общении с партнёрами, во внешнеполитических разговорах. Потому что есть прошлый опыт: и того, как всё рухнуло, и того, через что прошла страна. И без этого опыта многое сейчас было бы просто непонятно.Но я про себя говорю. О каких мечтах мы говорим? Конечно, в теории, мне хотелось заниматься чем-то таким международным или журналистикой, как Владимир Куликов, наш прекрасный журналист, китаист, как папа.Мама мне сразу сказала: «Деточка, у нас женщины не могут быть ничем и никем связанными с международкой — это удел мужчин, запомни»Мне как-то очень притягательным казалось, что делает мама. Это творчество, это искусство, музеи, культура, какой-то креатив. Как это сочетать? Журналистика сама по себе никогда не была интереса, я к тому, чтобы тебя показывали… Или что-то такое творческо-информационно-международное. Тогда же названия не было ещё - ни PR, ни связи с общественностью… Это всё стечение большого количества обстоятельств и факторов, то что называется судьбой.Ю. К.: Ты очень философски говоришь, но пока у нас получается так, что мы обходим черно-белое. Ты всё время находишь возможность и способы: у тебя талант объяснить ситуацию таким образом, что становится очень спокойно. У Высоцкого песня есть: «Я не люблю». Вот ты можешь сказать мне - что ты по-настоящему не любишь?М. Захарова: Я не люблю предательство. Я могу многое объяснить, я очень многое могу понять. И с этой нелюбовью к предательству очень сложно жить. Потому что это в равной степени относится и к себе же. То есть то, что ты хочешь иногда себе позволить, ты понимаешь, что это будет предательство.Ю. К.: А предательство ты рассматриваешь даже в повседневной жизни? Какие-то ситуации, когда…М. Захарова: А ты считаешь, что предательство - это когда пришли фашисты и пытают? Конечно, в ежедневном мире. И мелкие бытовые вещи вызывают иногда очень болезненную у меня реакцию. Потому что ставки слишком маленькие. Это не вопрос жизни и смерти, это вопрос – «могу или не могу». Потому что человеку вообще ничего не стоило не предавать, а он предал, с моей точки зрения. Да? Вот в мелочи? Это опять вопрос пропорции, да? Это вопрос резонанса.То, что взрослому нипочём, для ребёнка - катастрофа. И здесь тоже самое. Вопрос пропорции. То есть, когда ты понимаешь, что у человека не стоял вопрос жизни и смерти, а он в общем-то прошёл мимо. Да, и вот это убивает вообще наповал. Когда ты понимаешь, что у человека была дилемма, он мучился - и всё равно ты воспринимаешь это как предательство. Ну тут ещё не так это обидно и не так это больно. Вот это я не люблю.Я не люблю, наверное, безразличие. Потому что я считаю это предательством. Одно из самых низких качеств - безразличие. Потому что ты предаёшь каждый день. Себя, всех, ты проходишь мимо. Весь комплекс: это и леность, это и отсутствие любви, всего! Безразличие - да, не люблю. Наверно ещё что-то не люблю.Ю. К.: Спасибо тебе большое, я рад, что нам удалось провести это интервью. Хочу признаться, что в таком формате, наверное, это вообще первое интервью в моей жизни. И оно очень сложное с точки зрения, что я готовился к нему…М. Захарова: Ну, есть такой вопрос, который ты не задал потому, что ты решил меня пощадить или что-то ещё? Ну задай!Ю. К.: Да, есть.М. Захарова: Ну!Ю. К.: А ты веришь во всё, что ты говоришь с высокой трибуны представителя МИД Российской Федерации?М. Захарова: Я верю в церкви. Вот я в церковь хожу, там я верю. Потому что я не знаю, я ищу, я могу только чувствовать. То, что не подлежит проверке — это вопрос Веры, да. То, что ты не можешь осознать, не только проверить — просто осознать. Это не твоего масштаба вопросы и задачи. То, что я говорю, и то, что я озвучиваю, я могу не до конца понимать — это 100%.Потому что это невозможно до конца понять. И для того, чтобы это понять… всё, что связано с международными отношениями — это и есть суть этого мира. Это история, культура, это борьба добра со злом, это осознание и добра, и зла, это их переплетение, это борьба за интересы, это формулирование интересов, это личность в истории, и значение истории для личности, это примат государства или примат личности — это всё.И международные отношения, как говорят наши западные партнеры — это и есть вот это самое comprehensive. То есть всеобъемлющая вещь. Понять это до конца нельзя. Опять вспоминаем Толстого, «Войну и Мир». Ты вспомни, Бородино, ведь что он пишет? Никто не может понять, это победа или поражение? И международные отношения - про это.Вторая мировая война закончилась победой, но разве она закончилась? Как понять - сегодняшняя Победа является окончательной? Является победой? Отложенной победой? Отложенным поражением? Ты не можешь, ты — человек. Поэтому есть вещи, которые не дано понять никому. А уж мне тем более. Есть вещи, с которыми я не могу быть согласна, да? Потому что я их либо не до конца понимаю, либо потому, что у меня есть внутреннее несогласие. А есть вещи, с которыми я не согласна, но к которым я потом прихожу через понимание. Просто есть отложенное понимание, когда я говорю о том, что я не понимаю, но я буду думать на этот счёт.И потом ты вдруг находишь себе ответ, совершенно в какой-то мимолётной вещи. Понимаешь? Ты размышляешь, размышляешь, размышляешь и вдруг раз, и находишь ответ.Ю. К.: Вот те студенты, которые сейчас пришли нам мешать разговаривать в эту столовую МГИМО, уверен, что им будет очень полезно услышать твой ответ на этот достаточно сложный вопрос. Блестящий ответ, отличное интервью. Я получил огромное удовольствие от общения, и очень надеюсь, что мы ещё не раз встретимся и обсудим и глобальные проблемы, и котика Виктора, и всё, что вообще волнует человечество сегодняшним днём. Спасибо большое!

Подробнее читайте на ...

всё захарова что-то понять говоришь люблю ещё предательство