2018-12-25 11:00 |
Недавнее решение Президента «поручить Верховному суду. . . рассмотреть вопрос обоснованности введенного «законом Яровой» правового регулирования миссионерской деятельности», и выраженное им неодобрение запрета «Свидетелей Иеговы» говорит об осознании, на самом высшем уровне государственной власти, ценности религиозной свободы.
Недавнее решение Президента «поручить Верховному суду. . . рассмотреть вопрос обоснованности введенного «законом Яровой» правового регулирования миссионерской деятельности», и выраженное им неодобрение запрета «Свидетелей Иеговы» говорит об осознании, на самом высшем уровне государственной власти, ценности религиозной свободы.
Этому можно только порадоваться.
Огорчиться можно тому, что на уровне местных властей и, часто, простых граждан, эта ценность остается непонятой. Наверное, о ней стоит кое-что сказать.
Конечно, можно указать на текущие события, которые сделали обращение к принципу свободы совести весьма актуальным чрезвычайно грубое нарушение этого принципа в отношении Украинской Православной Церкви со стороны киевских властей и горячо поддерживающих их в этом отношении властей США. Дипломатическое и медийное противодействие давлению на Церковь требует апелляции к общепризнанным в развитом мире соображениям религиозной свободы а давление на религиозные меньшинства внутри самой России сильно подрывает ее позицию в этом вопросе.
Но есть и более глубокие, принципиальные причины, по которым нам следует защищать право своих сограждан верить (или не верить) так, как они сами сочтут правильным.
Часть этих причин носит внутриполитический, часть внешнеполитический характер. Мы оказываемся перед вопросом о том, какое общество мы хотим для себя построить и какие принципы мы отстаиваем в мире.
Внутри страны религиозная свобода означает, что мы живем по закону. В конституции написано, что у людей есть такое право значит, оно должно соблюдаться. Ситуация, напоминающая советскую когда конституционное право формально есть, но в реальности оно не соблюдается, является растлением закона. Она разрушает веру в то, что писанный закон может и должен определять нашу жизнь.
То, что формально религиозные меньшинства обвиняют в политическом экстремизме или еще каких-то грехах, ничего не меняет по существу украинских священников тоже дергают в СБУ не за веру как таковую, а за «разжигание розни» и «государственную измену». В 1937 году священников тоже расстреливали формально не за веру, а за «шпионаж в пользу Японии» и другие государственные преступления. Ситуация, когда людям формально вменяется одно, но со стороны ясно, что преследуют их за другое это послание обществу, что закон и утверждаемые им гарантии ничего не значат, и если на вас захотят наехать, найти формальный предлог будет проще простого.
Тут можно изображать лицом своим кирпич как мы и видим это, например, у сторонников украинских властей и говорить, что людей преследуют за конкретные преступления, а не за принадлежность к определенной религиозной общине. Но это будет попыткой обмануть самих себя. Если конституционные гарантии свободы вероисповедания соблюдаются, они должны соблюдаться в отношении всех.
Непопулярные религиозные меньшинства тут играют роль канарейки в шахте которую раньше брали в забой, потому что эта птица очень чувствительна к ядовитым газам, которые могут выделяться под землей, и ее состояние предупреждало шахтеров об опасности.
Разрушение конституционных гарантий (и законности вообще) начинается с подавления каких-то людей, которые нам обычно не нравятся и с которыми мы себя не отождествляем например, с адептов странных и непонятных религиозных воззрений но потом это разрушение бьет по всем.
Когда сектантам инкриминируют «проповедь религиозной исключительности», в том смысле, что они полагают веру своей общины исключительно истинной и спасительной, а другие воззрения критикуют как ложные, это превращает закон в кистень, которым можно ударить кого угодно.
Церковь тоже настаивает на исключительной истинности своего учения и обличает ереси, и получается, что государство не пришло за Церковью не потому, что ее защищает закон, а просто потому, что в этот раз не захотело. Не говоря уже о том, что ситуация, когда одно и то же деяние вменяется в преступление одним но, (пока) не ставится в вину другим, разрушает само понятие законности.
Когда у граждан есть закрепленные в Конституции права, они далеко не всегда будут пользоваться этими правами так, как нам нравится. Они будут говорить вещи, с которыми мы категорически не согласны, и исповедовать причудливые ереси но запретить им это, не разрушая права вообще, не получится. Как гражданин, я хочу жить в государстве, где мои права гарантированы конституцией и я готов смириться с тем, что права гарантируются и людям, с которыми я не согласен.
Как православный христианин, я научен Церковью, что спасение требует свободного произволения самого человека, и принудить к нему невозможно в принципе, так что делу церковной проповеди государственное насилие против сектантов может только повредить.
У религиозной свободы есть и важное внешнеполитическое измерение. Мы все привыкли к тому, что еще со времен СССР разговоры о свободе, в том числе, религиозной это западная монополия и западный инструмент влияния.
Но ситуация изменилась историческая ситуация подталкивает глобалистскую элиту к сворачиванию свободы вероисповедания. Идеология, на которую она поставила, носит воинствующе антихристианский характер, и полагает своей громко заявленной целью всяческое продвижение абортов и все более тяжелых извращений.
Яркий символ этой идеологии «Дезмонд Изумительный», 11-летний мальчик, исполняющий эротические танцы в Нью-Йоркском гей-клубе, с одобрения прогрессивной общественности и при полном невмешательстве полиции. В рамках этой идеологии христиане (как и другие традиционные верующие), которые полагают, что брак это союз между мужчиной и женщиной, а извращения не стоит поощрять, воспринимаются как «троглодиты», влияние которых должно быть подорвано.
Западные консерваторы, которые смотрят на такое развитие событий с понятным ужасом и отвращением, склонны симпатизировать России, как влиятельной консервативной стране, где Церкви строятся, а не сносятся или превращаются в дискотеки и магазины. Это может быть очень важным для России элементом «мягкой силы». Но эта возможность очень сильно подрывается сообщениями в англоязычной прессе о давлении на российских протестантов и сворачивании религиозной свободы в России вообще.
После слов Президента, мы можем надеяться на то, что это сворачивание прекратится. И это очень важно. И для положения дел внутри страны, и для ее возможностей отстаивать свои интересы за рубежом.
Теги:
религия, Россия и Запад, православие, секты, церковь, свобода
.Подробнее читайте на vz.ru ...
